Ландшафт пространства, или география замещений: картины Мисака Чолокяна
Живописное разнообразие форм и образная их интерпретация характерны для творческого метода Мисака Чолокяна. Построение модели образа, на первый взгляд бесформенного и хаотично настроенного на передвижение по холсту, на самом деле несет в своей структуре четкий и выверенный масштаб базового осмысления тонкой и стройной конструкции, держащейся на сцепке едва ощутимых нитей, олицетворяющих силы природы и несущих в то же время визуализацию абстракций, с которых начинается познание. Пространственное воображение помогает заглянуть внутрь конструкции, выделить и разделить составляющие части, и, быть может, даже управлять ими.
Имитация 1, Холст.2019
Но это лишь кажущаяся простота. Как говорит сам художник: «Каждый мазок, цвет и форма его обусловлены представлением о мире в себе и вокруг себя, желанием упорядочить даже то, что с трудом поддается мыслительному процессу». Противопоставление – основа такого упорядочения. Симметрия лишь часть миропорядка, противостоящая хаосу, и следы прохождения стихии отпечатаны в пейзаже, в земле, в человеческой мысли. Любопытно, что роль, отведенная в пространстве картины пейзажу, предстает зрителю не сразу и в этом есть элемент игры. Лабиринт, возможно, необходимая структурная основа живописных изысканий Мисака.
Формирование осмысления рождения и смерти – важный элемент изучения художником понятия «изображение». Считалось, что человек был создан в центре мира – omphalos. Мирча Элиаде пишет, что Адам был погребен там же, где был создан – в середине мира, на Голгофе. Понятие «центр мира» претерпевает метаморфозу: что или кто? Яркой метафорой создания мира может быть представлен сюжет строительства Вавилонской башни – устремленность массы людей к созиданию, неизбежно ведет к ее разрушению. Выразительная позитивная динамика приводит в итоге к концу света/гибели мира. Парадоксальность созидания, имеющего в своей основе губительный корень, в действительности несет конструкцию фундамента культуры. Изучение такого рода процессов – важная составляющая для художника. Достоверность чувственного опыта служит реальностью для исследователя и основным инструментом такого познания становится зрение. «Зрение, сочетаясь посредством своего духа с духовными образами цветов, видит. <…> Также ум наш познает вещи как таковые, когда посредством духовной силы соединен с нетелесными образами и разумными основаниями вещей». Зрению помогает знание, и тут вновь разворачивается мотив игры: в постижении создаваемых ландшафтов художник прибегает к помощи математики. «Математизация природы» для многих интеллектуалов, как ученых, так и художников, часто становится ключом к ее пониманию. Познавательная идея присуща мышлению. Абстрактная репрезентация идеи в сознании переходит на холсте в иное качество – воплощение образа, несущего в себе персональный созерцательный ряд. Она предлагает опровергнуть сомнения о возможном разрушении цельной картины мира, где хаос гармоничен, мемориал Космоса предстает в ретроспективе, а человеческая мысль облекается в рациональную материю. В такой перспективе художник вовлекает зрителя в общую работу, отводя ему роль участника диалога. Такая символическая общность делает возможным обживать пространство живописного полотна.
Способность мысленно видеть отличает человека от животного. Увиденные таким образом свойства вещей доказывают способность различных форм находиться во власти мысленно воображаемого пространства. При переходе от идеи к воплощению и рождается, вероятно, цветовой всплеск. Особую роль цветового камертона, настраивающего сознание зрителя, Мисак Чолокян отводит синему цвету. Воплощение этого цвета можно разделить между двумя стихиями: небо и вода. Универсальный язык, работающий на уровне подсознания – цвет – несет основную нагрузку и берет на себя ответственность за конечный результат – впечатление. Нередко логика развертывания живописного повествования строится по принципу архитектоники больших масс, эмоционально вовлекающих зрителя разобраться что к чему. Изначально структура представляется неясной, но интригующей, затем строение проясняется, становится видимым, и на первый план выходит экспрессия переменных – составные части меняют основную тему, тем самым оживляя ее. Наглядная модель зримого образа развивается на глазах зрителя, структура сооружения, вполне конкретная, вовлекает его в состояние, близкое наваждению. Оборачиваясь детальным изображением, познавательный процесс как бы окрашивает смотрящего и это, кстати говоря, способствует погружению в алхимию цвета. Адрес, правда, пока невидим. Адресат – он сам. Но, поскольку процесс плавления только начался, у зрителя есть возможность прочесть партитуру звучания цвета, даже если он не знает эту грамоту. Все это похоже на изображение мифа. Вообще, чем дольше смотришь на полотна Чолокяна, тем более попадаешь в зависимость от собственной концентрации. Идеальная выставка такого художника – экспозиция лишь одного полотна. Мощь композиционной визуализации проявляется постепенно, а задача прямой передачи увиденного выполнена полностью. Пространство картины само выстраивает проектный образ будущей конструкции, развивающейся по сложному плану теоретической художественной модели. А затем зритель начинает слышать.
Мисак Чолокян ведет рассказ изображения от лица музыкального инструмента или, скорее, многих инструментов. В его живописи вообще много музыки. Существенные метаморфозы происходят в плену цвета, подчиняя общее настроение ощущению гармонии. В цветовой палитре заложен звуковой ряд, музыкальный инструментарий насыщен в лучших традициях барочной эстетики, а граница между чувствованием и происходящим в реальности постепенно размывается. Цвет на полотнах становится нотами и звуками, при помощи которых художник рассказывает зрителю о своем ви́дении мира. Иррациональное на границе с рациональным создает чувство чистоты и ясности. В одном из наших разговоров я сравнил полотна его живописной серии «Ковры» с операми Персела, звучащими с запиленного винила, и этот приглушенный звук, треск и другие механические помехи, доносящиеся до слуха точно через мокрую ткань, представились мне тоской по прошлому, особой чувственной необходимостью аналогового звука, постепенно нисходящего до воспоминания, пока он не растворится полностью. Метафизическое родство исчезающих имен – цвет, мелодия, звук, текст – обрекают на долгое созерцание и слушание, смутный неясный обет, данный кому-то невидимому.
Альтернативное звуковое пространство – джаз. Приметы его вполне узнаваемы и конкретны. Порой это cool, чаще progressive или mainstream, модальный джаз или северо-восточный страйд. Скорее всего, цветовая палитра художника очерчивает магический круг посвященных, и попасть туда можно, лишь пройдя инициацию: образ звучания – цвет, мелодия – волшебный фонарь, воплощение – паузы света. Если нейтрализовать музыкальную составляющую живописи Чолокяна, постоянный подъем композиционной интонации может нарушить гармонию хаоса и перейти в монохромность, которую можно будет принять за свойства ограниченной палитры. Авторское «я» тогда будет подвержено иронической установке сродни языка жестов.
Наряду с конструкцией образа, чувственным опытом и музыкальной гармонией, проявляется еще один лейтмотив, проходящий через многие произведения Мисака – тема сна. Когда музыкальное воздействие ослабевает, а звучание продолжает раскачиваться, возникает ощущение погружения в околоплодную вату внутреннего ландшафта, в область неизведанного, область сна. Нарастающее чувство бессмысленности внешней суеты способствует интуитивному отражению цветового контрапункта, здесь происходит смешение тонких лессирующих слоев, между которых, тем не менее, остается область свободного дыхания. Художник создает единовременность существенного искажения: стремление передать суть метаморфозы спящего сознания позволяет увидеть зеркальную трансформацию без искажения языка. Когда путь, определенный автором пройден, а зритель выходит на открытое пространство, появляются очертания пейзажа.
Впечатления, позволяющие дать ход развитию мысли, могут создать дополнительные условия восприятия субъективного ландшафта. Поверхность, живая или мертвая, насыщена энергией и несет в себе опыт времени. Живопись прежде всего есть результат образного мышления, то есть нахождение способа или возможности разместить с помощью цвета на плоскости нечто объемное, которое получает за счет усилий художника конкретную форму. Обыденная культура, как развитие познания художественного процесса, напрямую зависит от процедуры размышления художника – обучение, в котором ты можешь дать себе отчет, помогает взглянуть на современные модели визуализации образов…
Перейти к работам Чолокяна Мисака